Неточные совпадения
Мало того: летописец доказывает, что глуповцы даже усиленно добивались, чтоб Бородавкин пролил свет в их темные
головы, но успеха не
получили, и не
получили именно
по вине самого градоначальника.
В восемь часов вечера помощник градоначальника
получил по телеграфу известие, что
голова давным-давно послана. Помощник градоначальника оторопел окончательно.
Ласка подскочила к нему, поприветствовала его, попрыгав, спросила у него по-своему, скоро ли выйдут те, но, не
получив от него ответа, вернулась на свой пост ожидания и опять замерла, повернув на бок
голову и насторожив одно ухо.
12-го августа 18…, ровно в третий день после дня моего рождения, в который мне минуло десять лет и в который я
получил такие чудесные подарки, в семь часов утра Карл Иваныч разбудил меня, ударив над самой моей
головой хлопушкой — из сахарной бумаги на палке —
по мухе.
«Какой отвратительный, фельетонный умишко», — подумал Самгин. Шагая
по комнате, он поскользнулся, наступив на квашеное яблоко, и вдруг обессилел, точно
получив удар тяжелым, но мягким
по голове. Стоя среди комнаты, брезгливо сморщив лицо, он смотрел из-под очков на раздавленное яблоко, испачканный ботинок, а память механически, безжалостно подсказывала ему различные афоризмы.
Весной Елена повезла мужа за границу, а через семь недель Самгин
получил от нее телеграмму: «Антон скончался, хороню здесь». Через несколько дней она приехала, покрасив волосы на
голове еще более ярко, это совершенно не совпадало с необычным для нее простеньким темным платьем, и Самгин подумал, что именно это раздражало ее. Но оказалось, что французское общество страхования жизни не уплатило ей деньги
по полису Прозорова на ее имя.
Как Дмитрий Федорович ударил его
по голове, он очнулся и
получил аффект, пошел и убил.
— А ты не будь дураком. Эх,
голова — малина! У добрых людей так делается: как ехать к венцу — пожалуйте, миленький тятенька, денежки из рук в руки, а то не поеду. Вот как по-настоящему-то. Сколько
по уговору следовает
получить?
Вдруг невероятный шум раздался совсем рядом со мной, и вслед затем я
получил сильный удар
по голове.
Петр Васильич
по пальцам начал вычислять, сколько
получили бы они прибыли и как все это легко сделать, только был бы свой прииск, на который можно бы разнести золото в приисковую книгу. У Матюшки даже
голова закружилась от этих разговоров, и он смотрел на змея-искусителя осовелыми глазами.
Опрометью летевшая
по двору Катря набежала на «фалетура» и чуть не сшибла его с ног, за что и
получила в бок здорового тумака. Она даже не оглянулась на эту любезность, и только
голые ноги мелькнули в дверях погреба: Лука Назарыч первым делом потребовал холодного квасу, своего любимого напитка, с которым ходил даже в баню. Кержак Егор спрятался за дверью конюшни и отсюда наблюдал приехавших гостей: его кержацкое сердце предчувствовало, что начались важные события.
Вы узнаете меня, если вам скажу, что попрежнему хлопочу о журналах, —
по моему настоянию мы составили компанию и
получаем теперь кой-какие и политические и литературные листки. Вы смеетесь моей страсти к газетам и, верно, думаете, что мне все равно, как, бывало, прежде говаривали… Книгами мы не богаты — перечитываю старые; вообще мало занимаюсь,
голова пуста. Нужно сильное потрясение, душа жаждет ощущений, все окружающее не пополняет ее, раздаются в ней элегические аккорды…
Отец мой спросил: сколько людей на десятине? не тяжело ли им? и,
получив в ответ, что «тяжеленько, да как же быть, рожь сильна, прихватим вечера…» — сказал: «Так жните с богом…» — и в одну минуту засверкали серпы, горсти ржи замелькали над
головами работников, и шум от резки жесткой соломы еще звучнее, сильнее разнесся
по всему полю.
Трясучкин
получал жалованья всего пять рублей в месяц и
по этой причине был с
головы до пяток закален в горниле житейских бедствий.
— Если бы у господина Марфина хоть на копейку было в
голове мозгу, так он должен был бы понимать, какого сорта птица Крапчик: во-первых-с (это уж советник начал перечислять
по пальцам) — еще бывши гатчинским офицером, он наушничал Павлу на товарищей и за то, когда Екатерина умерла,
получил в награду двести душ.
—
По моему воспитанию, мне не только двух рюмок и одной селянки, а двадцати рюмок и десяти селянок — и того недостаточно. Ах, молодой человек! молодой человек! как вы, однако, опрометчивы в ваших суждениях! — говорил между тем благородный отец, строго и наставительно покачивая
головой в мою сторону, — и как это вы, милостивый государь,
получивши такое образование…
— И было ему тридцать шесть годов о ту пору, как отец послал его в Питер с партией сала, и надумал он отца обойти, прибыл в Питер-то да депеш отцу и пошли: тятенька-де, цены на сало нет никакой!
Получил старый-то Аржанов депеш, взял медный таз, вышел в прихожую горницу, встал на колени да, наклоня голову-то над тазом, — чирк себя ножиком
по горлу, тут и помер.
Прасковья Ивановна была очень довольна, бабушке ее стало сейчас лучше, угодник майор привез ей из Москвы много игрушек и разных гостинцев, гостил у Бактеевой в доме безвыездно, рассыпался перед ней мелким бесом и скоро так привязал к себе девочку, что когда бабушка объявила ей, что он хочет на ней жениться, то она очень обрадовалась и, как совершенное дитя, начала бегать и прыгать
по всему дому, объявляя каждому встречному, что «она идет замуж за Михаила Максимовича, что как будет ей весело, что сколько
получит она подарков, что она будет с утра до вечера кататься с ним на его чудесных рысаках, качаться на самых высоких качелях, петь песни или играть в куклы, не маленькие, а большие, которые сами умеют ходить и кланяться…» Вот в каком состоянии находилась
голова бедной невесты.
В половине мая стараются закончить сенокос — и на это время оживает
голая степь косцами, стремящимися отовсюду на короткое время
получить огромный заработок… А с половины мая яркое солнце печет невыносимо, степь выгорает, дождей не бывает месяца
по два —
по три, суховей, северо-восточный раскаленный ветер, в несколько дней выжигает всякую растительность, а комары, мошкара, слепни и оводы тучами носятся и мучат табуны, пасущиеся на высохшей траве. И так до конца августа…
В августе Андрей Ефимыч
получил от городского
головы письмо с просьбой пожаловать
по очень важному делу. Придя в назначенное время в управу, Андрей Ефимыч застал там воинского начальника, штатного смотрителя уездного училища, члена управы, Хоботова и еще какого-то полного белокурого господина, которого представили ему как доктора. Этот доктор, с польскою, трудно выговариваемою фамилией, жил в тридцати верстах от города, на конском заводе, и был теперь в городе проездом.
Он часто бил Климкова, и хотя не больно, но его удары были особенно обидны, точно он бил не
по лицу, а
по душе. Особенно нравилось ему бить
по голове перстнем, — он сгибал палец и стукал тяжёлым перстнем так, что получался странный, сухо щёлкавший звук. И каждый раз, когда Евсей
получал удар, Раиса, двигая бровями, пренебрежительно говорила...
Старые товарищи раза три одевали его с ног до
головы, но он возвращался в погребок, пропивал все и оставался,
по местному выражению, «в сменке до седьмого колена», то есть в опорках и рваной рубахе… Раз ему дали занятие в конторе у инженера. Он проработал месяц,
получил десять рублей. Его неудержимо влекло в погребок похвастаться перед товарищами
по «клоповнику», что он на месте, хорошо одет и
получает жалованье.
Молодые кобылки теснились иногда
по двое,
по трое, кладя друг другу
головы через спины, и торопились ногами в воротах, за что всякий раз
получали бранные слова от табунщиков.
«Куда торопишься? чему обрадовался, лихой товарищ? — сказал Вадим… но тебя ждет покой и теплое стойло: ты не любишь, ты не понимаешь ненависти: ты не
получил от благих небес этой чудной способности: находить блаженство в самых диких страданиях… о если б я мог вырвать из души своей эту страсть, вырвать с корнем, вот так! — и он наклонясь вырвал из земли высокий стебель полыни; — но нет! — продолжал он… одной капли яда довольно, чтоб отравить чашу, полную чистейшей влаги, и надо ее выплеснуть всю, чтобы вылить яд…» Он продолжал свой путь, но не шагом: неведомая сила влечет его: неутомимый конь летит, рассекает упорный воздух; волосы Вадима развеваются, два раза шапка чуть-чуть не слетела с
головы; он придерживает ее рукою… и только изредка поталкивает ногами скакуна своего; вот уж и село… церковь… кругом огни… мужики толпятся на улице в праздничных кафтанах… кричат, поют песни… то вдруг замолкнут, то вдруг сильней и громче пробежит говор
по пьяной толпе…
Стульчиком называются две палочки, всегда из сырого тальника, каждая с лишком аршин длиною, которые кладутся крест-накрест и связываются крепкою бечевкою; потом концы их сгибаются вниз и также связываются веревочками, так что все четыре ножки отстоят на четверть аршина одна от другой, отчего весь инструмент и
получает фигуру четвероножника, связанного вверху плотно; во внутренние бока этих ножек набиваются волосяные силья, расстоянием один от другого на полвершка; в самом верху стульчика, в крестообразном его сгибе, должна висеть такая же приманка, какую привязывают к сторожку плахи; приманка бывает со всех сторон окружена множеством настороженных сильев; зверек, стараясь достать добычу, полезет
по которой-нибудь ножке и непременно попадет
головой в силок; желая освободиться, он спрыгнет вниз и повиснет, удавится и запутается в сильях даже всеми ногами.
Батенька, слушая их, были в восторге и немного всплакнули; когда же спросили меня, что я знаю, то я все называл наизворот: manus — хлеб, pater — зубы, за что и
получил от батеньки в
голову щелчок, а старших братьев они погладили
по головке, учителю же из своих рук поднесли «ганусковой» водки.
Молодой тайный советник Стрекоза, который ожидал к празднику Белого Орла, а
получил корону на святыя Анны и в знак фрондерства отправлялся вояжировать; адвокат, который был обижен тем, что его не пригласили
по овсянниковскому делу ни для судоговорения, ни даже на побегушки; седенький старичок с Владимиром на шее, маленький, съёженный, подергивающийся, с необыкновенно густыми и черными бровями, которые, при каждом душевном движении, становились дыбом, и должно быть, очень злой; наконец, какая-то таинственная личность в восточном костюме, вроде халата из термаламы, и с ермолкой на
голове.
В
голове у него помутилось от боли, в ушах зазвенело и застучало, он попятился назад и в это время
получил другой удар, но уже
по виску. Пошатываясь и хватаясь за косяки, чтобы не упасть, он пробрался в комнату, где лежали его вещи, и лег на скамью, потом, полежав немного, вынул из кармана коробку со спичками и стал жечь спичку за спичкой, без всякой надобности: зажжет, дунет и бросит под стол — и так, пока не вышли все спички.
И отправляют парнишку с Веденеем Иванычем, и бегает он
по Петербургу или
по Москве, с ног до
головы перепачканный: щелчками да тасканьем не обходят — нечего сказать — уму-разуму учат. Но вот прошло пять лет: парень из ученья вышел, подрос совсем,
получил от хозяина синий кафтан с обувкой и сто рублей денег и сходит в деревню. Матка первое время, как посмотрит на него, так и заревет от радости на всю избу, а потом идут к барину.
С помощью маклера Алексей Трифоныч живой рукой переписал «Соболя» на свое имя, но в купцы записаться тотчас было нельзя. Надо было для того
получить увольнение из удела, а в этом
голова Михайло Васильевич не властен, придется дело вести до Петербурга. Внес, впрочем, гильдию и стал крестьянином, торгующим
по свидетельству первого рода… Не купец, а почти что то же.
После пятилетнего ожидания я наконец
получил в больнице жалованье в семьдесят пять рублей; на него и на неверный доход с частной практики я должен жить с женой и двумя детьми; вопросы о зимнем пальто, о покупке дров и найме няни — для меня тяжелые вопросы, из-за которых приходится мучительно ломать себе
голову и бегать
по ссудным кассам.
Наш культурный человек пройдет босиком
по росистой траве — и простудится, проспит ночь на
голой земле — и калека на всю жизнь, пройдет пешком пятнадцать верст — и
получит синовит.
Прибывший «во место Аллилуя» Павлушка-дьяк был оригинал и всего менее человек «духовенный» — оттого он
по свойствам своим так скоро и
получил соответственное прозвание «Пустопляс». Он был сталь беден, что казался беднее всех людей на свете, и,
по словам мужиков, пришел «не токма что
голый, но ажно синий», и еще он привел с собою мать, а в руках принес лубяной туезок да гармонию, на которой играл так, что у всех, кто его слушал, ноги сами поднимались в пляс.
Шишкин с нетерпением ждал назначенного часа. На нынешнее утро раздумье почти уже не приходило ему в
голову. Он решился: «была не была!» Утром сходил в больницу к матери и снес ей десять рублей, сказав, что
получил два новых и очень выгодных урока
по рублю за час. Старуха, действительно, и удивилась, и обрадовалась несказанно, да и сын-то был доволен, что успел доставить ей эту надежную радость.
— Улизнул разбойник! — признается ненавистный адъютант, — но даю вам мою
голову на отсечение, княжна, что не дольше, как через неделю, я его поймаю, и он
получит по заслугам.
— Валил бы лучше в Волгу свое сокровище. Выгоднее, право выгодней будет, — кричал ему вслед Корней Евстигнеев. — Вот так купец-торговец!.. Три баржи с грузом, а сам с
голым пузом! Эй, воротись,
получай по два пятака за баржу — все-таки тебе хоть какой-нибудь барыш будет.
Чубалов не ожидал этого. И на сто рублей в месяц не надеялся, а тут вдруг две с половиной тысячи.
По стольку ни в один год он не
получал. По-прежнему сидел, опустя
голову и не зная, что отвечать.
— Целковых тысячи
по полторы, а были годы, что и
по две
получал, — отирая платком раскрасневшееся лицо, ответил Чубалов и опять понурил
голову.
Старуха Сарра по-прежнему прыгала и приплясывала
по земляному полу своей комнатки. Беко пошел в темный угол, чтобы снять с себя платье, единственное, может быть, которое имел. Моя
голова кружилась и от едкого неприятного запаха, царившего в этом ужасном жилище, и от криков безумной. Едва
получив узелок от Беко, я кивнула обоим и поспешно направилась к выходу.
—
Получай должок! — крикнул Андрей Иванович и с размаху ударил Ляхова
по голове.
— Константин нашел твою
голову,
получай, — появляясь около наших саней, говорит Коршунов. — Третья часть находки
по закону моя. А впрочем, я великодушно отказываюсь от награды. Ну, медам, куда теперь? На Острова? Да? — спрашивает Боря.
Он надел шубу и через минуту уже шел
по улице. Тут он горько заплакал. Он плакал и думал о людской неблагодарности… Эта женщина с
голыми пятками была когда-то бедной швейкой, и он осчастливил ее, сделав женою ученого мастера, который у Функа и K°
получает 750 рублей в год! Она была ничтожной, ходила в ситцевых платьях, как горничная, а благодаря ему она ходит теперь в шляпке и перчатках, и даже Функ и K° говорит ей «вы»…
Трое остальных шли
по шоссе Камер-Коллежского Вала и пели «
По морям». Ветер гнал
по сухой земле опавшие листья тополей, ущербный месяц глядел из черных туч с серебряными краями. Вдруг в мозгах у Юрки зазвенело,
голова мотнулась в сторону, кепка слетела. Юрка в гневе обернулся. Плотный парень в пестрой кепке второй раз замахивался на него. Юрка отразил удар, но сбоку
получил по шее. Черкизовцев было человек семь-восемь. Они окружили заводских ребят. Начался бой.
— А вот изволишь видеть, — отвечал один из солдат, — в славной баталии под Гуммелем, где любимый шведский генерал Шлиппенбах унес от нас только свои косточки, — вы, чай, слыхали об этой баталии? — вот в ней-то
получили мы с товарищем
по доброй орешине, я в
голову, он в ногу, и выбыли из строя. Теперь пробираемся на родимую сторонку заживить раны боевые.
Пошел сам… «
Получили письмо?» — При этом Никитин грозно нахмурил брови; затем откинул
голову и, прищурив левый глаз, протянул медленно и высокомерно: — «По-лу-чи-ли, но нам нет надобности давать вам ответ».
Вечером сидит командир один: полстакана чаю, пол — рома. Мушки перепархивают. Тишина кругом. Будто старушку огуречным рассолом залило. В задумчивости он пришел, в полсвиста походный марш высвистывает. Таракан через мизинный перстень рысью перебежал, — что оно
по пензенским приметам означает: чирий на лопатке вскочит альбо денежное письмо
получать? Тьфу, до чего мамаша
голову задурила!
Ипполитов. У меня в
голове вертятся странные мысли…
По моим расчетам что-то раненько роковой чин
получить изволил герой нынешнего дня… Надо будет навесть справочки. У меня есть приятель, который служит в одном месте с этим господином. Напишу к нему завтра ж…